Нацистский концлагерь во Львове. Несколько эпизодов из истории «Шталаг-328»

logo


Версия для печатиВерсия для печати

Фото:

…Пленные от голода съели всю траву на территории лагеря, обглодали старые акации. Немцы их срезали. Еще некоторое время оставалось одно не спиленное дерево, но не долго оно стояло. Пленные его фактически сгрызли до основания… За три года здесь погибло их от 140 до 200 тысяч. Говорят, Львов — это единственный город Европы, в центре которого находился концлагерь …

Во Львове многие жители знают «Цитадель». Это так называют Каличу Гору, на которой в середине XIX века австрийцы построили мощный комплекс оборонительных сооружений. Собственно, этими сооружениями и привлекает «Цитадель».

Однако мало кто знает, а особенно из молодых львовян, что во время оккупации нацисты превратили «Цитадель» в лагерь для военнопленных. в нем содержались десятки тысяч бывших красноармейцев. За три года здесь погибло их от 140 до 200 тысяч. Говорят, Львов — это единственный город Европы, в центре которого находился концлагерь …

Завесу над трагедией советского солдата открывают архивные документы. Правда, во времена коммунистической системы об этом говорили неохотно. Разве что — с целью пропаганды, очень дозировано, почти ничего.

В данном случае о нацистском концлагере для военнопленных подробнее можем узнать из отдельных томов шеститомной дела ЛД № 658 «По бывшему лагерю военнопленных „Цитадель“ (СТАЛЛАГ — 328)», хранящемуся в архиве Управления СБУ во Львовской области.

Создание лагеря

За первые месяцы войны 1941 года Красная армия из «легендарной и непобедимой» превратилась в деморализованную человеческую массу, которая откатывалась на восток за Днепр, оставляя врагу технику, десятки тысяч раненых, сотни тысяч пленных, дезертиров.

В тему: Дневник «особиста» Шабалина: Знает ли Москва положение на фронте?

Немцы не имели времени на благоустройство большого количества пленных, потому что «блицкриг» требовал непрерывного движения вперед. Их сгоняли во временные полевые лагерях, а потом отправляли в создаваемые «Шталаги». Один из таких лагерей — «Шталаг 328» немцы создали во Львове в Цитадели в июле 1941 года.

Здесь оказались деморализованные, униженные и морально раздавленные, больные и раненые, часто брошенные на произвол судьбы своими же, красноармейцы. Один из бывших красноармейцев, Карл Пеем, по национальности немец, водитель 269 артиллерийского полка, рассказывал, как попал в плен.

Центральный корпус лагеря — Цитадель

Зимой 1941 года он служил во Львове. В мае этого же года его вместе с полком перевели в летние лагеря как можно ближе к немецко-советской границе. 22 июня на рассвете в этих лагерях полк бомбили немцы. Без единого выстрела по врагу, командир перевел полк в Зимну Воду, а оттуда на двое суток во Львов.

Далее полк получил приказ идти маршем в Тернополь. По дороге у Золочева колонны полка разбомбили немцы, а Пеем получил тяжелое ранение. Его без сознания нашли свои и поместили в Золочевскую больницу, где хирурги ампутировали перебитую ногу.

Вскоре немцы заняли Золочев. Раненых из больницы переместили в сарай, а оттуда через некоторое время, в сентябре или октябре 1941 года, отправили в Цитадель.

Другой красноармеец, Стрюк Дмитрий из с. Варваровка на Луганщине, в 1939 году оказался в Западной Украине в саперных частях. Здесь он в 1940 году строил ДОТы Рава-Русского укрепленного района. В первые дни войны получил ранение и оказался во Львове в госпитале. 30 июня 1941 года он попал в плен.

Советская власть так поспешно «отступала», а с ней и командиры тыловых частей, что бросили на произвол судьбы тысячи раненых, размещенных в украинской академической гимназии и других импровизированных госпиталях. В гимназии раненые лежали вповалку еще 2-3 недели, пока немецкая комиссия их не рассортировала и выздоравливающих и здоровых не отправили в Цитадель.

Раненые размещались также в еврейской больнице им. Рапопорта на одноименной улице. Сюда раненых свозили со всех концов. Работница больницы Екатерина Кмита гласила: «Раненые эти лежали долгое время под наблюдением врачей и персонала госпиталя. Они были очень подавленными и голодными из-за очень маленьких порций продуктов, истощенные болезнями».

В больнице раненые находились до осени 1941 года. Их тоже оставили без эвакуации на поругание врагу. До осени немцы раненых не трогали. Но как только медперсонал узнал о переводе раненых в Цитадель то они «уничтожили сразу же служебные и партийные удостоверения, награды и офицерские знаки различия, выбрасывая их в туалетные унитазы».

Сюда тоже должна была прийти немецкая оккупационная комиссия и рассортировать фактически пленных. Когда красноармейцы об этом узнали от медперсонала, «их охватил страх и паника, поскольку знали, какими будут последствия визита» комиссии.

Нацистские офицеры перед входом в лагерь. Теперь ул. Грабовского

Это типичные ситуации, когда красноармейцы попадали в плен. Конечно, были и такие, кто сдавался добровольно. А что им делать в тупике, оказавшись перед выбором без выбора? В первые месяцы войны было больше массовых трагедий, нежели массового героизма.

В тему: «… Не смог вынести нечеловеческую дикость…» Военные дневники капитана Гринвалдса

Для содержания таких пленных немцы выделили 30 гектаров в Цитадели. Всю территорию лагеря обнесли колючей проволокой в четыре ряда. Территорию тоже разбили «колючкой» на сектора размерами 200 на 100 метров. Ею же огородили каждую из башен Цитадели и ее бывшие казармы, бараки и другие помещения.

Здесь размещались различные административные здания лагеря, одна из бывших казарм была превращена в госпиталь, нашли свое применение также четыре башни Цитадели.

С июля и до заморозков пленным запрещалось находиться в помещениях цитадели. Они днем и ночью находились под открытым небом. Поздней осенью им позволили находиться в казармах, в комнатах и коридорах, на оборудованных деревянных нарах.

Пленных гнали колоннами, или завозили в Цитадель грузовиками. Пленные от голода съели всю траву на территории лагеря, обглодали старые акации. Немцы их срезали. Еще некоторое время оставалось одно не спиленное дерево, но не долго оно стояло. Пленные его фактически сгрызли до основания. Их в лагере были столько, что спали на корточках.

Утром, когда лагерная охрана пересчитывала пленных, в строй становились только живые. Мертвые оставались в скорченных позах на тех местах, где засыпали в минувший день вечерком. Холод и голод делали свое дело.

В ноябре к ним пришел тиф. В лагере разразилась эпидемия. Не спасало от смертности и то, что пленным позволили ночевать в помещениях цитадели.

Во время войны поляк Ян Толпковский работал кассиром во Львовском похоронном бюро и приходил к лагерной администрации за деньгами за предоставленные услуги по захоронению военнопленных на Яновском кладбище.

Толпковський позже свидетельствовал, что умерших, «страшно худых, пленных складывали ежедневно в лагере в сарае в кучу до 150человек», которых потом его бюро хоронило в общих могилах.

Пленные на территории лагеря, 1941 год

Однажды немцы выстроили весь лагерь. Боясь заразиться тифом, предложили пленным организовать охрану лагеря при помощи добровольцев. Ее набирали среди офицеров и солдат, способных управлять людьми и физически выносливых.

Таких нашлось около 200 человек. Их сразу же изолировали, кормили хуже, чем других, раздели, а затем вывезли за пределы лагеря, очевидно — на уничтожение. Видимо, таким образом немцы лишили пленных возможности организовать бунт, забрав тех, что проявил еще хоть какую-то выносливость.

В 1941 году усилиями Украинского центрального комитета удалось освободить 61 пленного-украинца со Львовщины. Этот факт немцы превратили в своеобразную пропагандистскую акцию, в которой принимал участие среди прочих и Вехтер, губернатор дистрикта «Галичина».

Акция должна была свидетельствовать о лояльности оккупантов к галичанам, конечно, с расчетом на лояльность галичан к оккупационному режиму. Через некоторое время немцы выпустили из лагеря 1500 пленных — калек и безнадежно больных. Среди них были не только пленные по происхождению из Западной Украины.

Худые, до крайности истощенные пленные разбрелись по Львову. Они у жителей города просили поесть и «наевшись, умирали прямо на улицах», — рассказывал Толпковский. Но и лагерная охрана была организована также из военнопленных.

Режим, жизнь в лагере и вне его

По прибытию пленных строили на площади и сортировали. С июля 1941 года пленные в лагерь прибывали почти ежедневно. В 1942-1943 годах — все реже и реже. В 1943 году в лагерь попали большие группы пленных итальянцев, французов, бельгийцев и др.

Их сортировкой занимались немцы, а с сентября 1941 года — полиция. Пленных сначала сортировали по национальному признаку, а после этого — по состоянию здоровья.

Командиров, комиссаров и евреев во время сортировки сразу же отбирали без учета физическое состояние. Пленных отправляли в «башню смерти». Оттуда живыми уже не возвращались. Их ждала смерть от голода, физических издевательств или пули.

После сортировки всех, кроме тех, кто должен был попасть в «башне смерти», гнали в баню. В лагерной бане работало около 10 пленных. Старшим над ними назначили Пеема.

Учетная карточка военнопленного

Когда прибывала новая партия пленных, баня работала день и ночь. Здесь прибывших купали, стригли, забирали грязную одежду и давали чистую. «Одежды», а точнее тряпья, хватало. Оно оставалось после умерших и расстрелянных.

Сначала большинство пленных были без обуви. Впоследствии их обули в деревянные башмаки, которые пленные своими же руками вырезали из спиленных немцами на территории лагеря акаций.

За время существования лагеря в нем набралось немало инвалидов. Их содержали в отдельном секторе лагеря. Выживших, по рассказу Пеема, выпустили на волю весной 1943 года.

В тему: Украинцы на принудительных работах в Третьем рейхе. Сколько их было?

До появления лагерной полиции немцы несколько раз ночью поднимали весь лагерь и перемещали по территории. Они боялись организации побега или сговора с целью восстания. Во время этой процедуры не все пленные вовремя просыпались или поднимались с земли. Таких немцы расстреливали на месте. Это должно было «дисциплинировать» других.

Утром каждый день, в 6-7 часов, всех пленных поднимали и выгоняли на плац стана. Их пересчитывали, проверяли, строили в колонны и гнали на кухню. Строем заключенные подходили на раздачу. Голодные люди нарушали очередь, толкались. Нарушение очереди стоило жизни. Немцы открывали огонь по пленным, и от выстрелов погибал каждый, кого нашла пуля.

В 1941 году утром пленные получали кипяток с заваренным тмином. О сахаре, конечно, речь не шла. Строем с этим «завтраком» пленные возвращались в казармы.

В обед вся процедура повторялась. Разница заключалась лишь в том, что пленные получали каждый по 70 гр субстанции с опилками, которая называлась «хлебом», и баланду. Эта баланда, или «суп», как его называл бывший пленный Трофим Кириенко, в 1942 году варился из костяной крупы и каких-то отходов. Причем, эту крупу невозможно было раскусить.

«Ужин» был идентичен «завтраку». Позже, в 1942 году, утром еще выдавали баланду из гнилой картошки.

Типичный вид пленных красноармейцев в 1941 году

Раненых отправляли в лазарет. Слабых — в отдельное изолированное от других помещение. Их кормили хуже, чем физически сильных, и они массово умирали от голода. Чтобы отличать их от общей массы пленных, этим заключенным выдавали голубые береты.

За лазаретом наблюдал капитан Пауль, который никого не лечил. Начальником лазарета назначали кого-то из военнопленных. С сентября 1941 года эти обязанности выполнял львовский еврей Людвиг Хипер.

Тогда в медперсонал вошли пленные-врачи Тоидзе, Самиев, Отар Цикоришвили, Александр Архипов. Лазарет и его медперсонал имели отдельное питание. Больных и раненых в лазарете клали там, где было место.

Физически здоровых заключенных выгоняли на работы за пределы лагеря. Здоровыми пленных можно было назвать условно. Ришард Волянин тогда работал водителем трамвая, который на улице Коперника мимо Каличей горы курсировал через центр города, и видел пленных, которые под конвоем шли на работу.

“Со стороны Цитадели, под охраной немецких солдат шла колонна военнопленных. Пленные были в жутком состоянии. Они шли только в результате какой-то необычайной силы воли. Были жалким подобием человека — ободранные, в деревянных башмаках, истощенные”,- вспоминал Волянин.

Этот водитель трамвая стал свидетелем таких событий. Однажды, когда трамвай, спускаясь по Коперника, понизил ход и поравнялся с колонной пленных, пассажиры начали им бросать продукты, кто какие имел: хлеб, фрукты и т.д.

Среди пленных началась суматоха, их строй рассыпался. Охранники едва справлялись, приводя колонну к порядку. Некоторые из них заскочили в трамвай и начали бить пассажиров ногами и прикладами.

Еще один военнопленный

В тему: Кюн Хайнц: воспоминания германского офицера

Были попытки побегов из лагеря. Некоторые заканчивались счастливо, но подавляющее большинство — смертью. Луна Савчинская-Спурки летом 1941 года жила на Каличей горе. Однажды, гуляя в саду у дома, услышала выстрелы, а за ними стон человека. Через щели в деревянном дощатом заборе она лянула в направлении звуков.

“На проволоке висел человек и стонал. Он сильно стонал три дня, пока не умер. Товарищи хотели его спасти, но немецкие охранники не позволяли этого сделать. Стон этого солдата был слышен даже у нас вквартире«,- гсвидетельствовала Савчинская.

Те, кто выбрался за колючую проволоку, еще не были на свободе. Беглецов ловили военные патрули и полиция. Тогда они оказывались в гестапо на Пельчинского (теперь ул. Витовского), где их допрашивали.

Ежи Войцехович был узником тюрьмы на Лонцкого. На Пельчинского его водили в мае 1944 года на допросы. В один из таких дней Войцехович увидел шесть пленных крестьян из Цитадели. Двое были сильно избиты, а четверо других их поддерживали. Гестаповцы и эсэсовцы пленных увешали оружием, за ремни запихнули гранаты и по очереди с ними фотографировались, будто их только что поймали с оружием в руках.

Через несколько часов трех пленных застрелили во время допроса. Других отвели в тюрьму на Лонцкого. Здесь содержали целую группу беглецов из Цитадели в отдельном, изолированном от основной массы заключенных, помещении тюрьмы. Кто из пленных оказывал сопротивление, тех гестаповцы расстреливали на месте в тюремном дворе.

Лагерная полиция, созданная в сентябре 1941 года, помогала немцам поддерживать режим в лагере. Она организовывала проверки, построение, конвоирование на допросы, уборку помещений и двора пленными.

Идентификационный жетон военнопленного, найденный на территории бывшего лагеря для военнопленных

В тему: Кюн Хайнц: воспоминания германского офицера. Часть 2. О жизни в плену

Полицию немцы организовали из пленных, которые негативно относились к советской власти. Это бывшие военнослужащие с уголовным прошлым, обычные подонки или те, что спасали свою жизнь ценой жизни других. В лагерную полицию шли и те, что подверглись преследованиям и репрессиям со стороны советской власти.

Теперь они мстили коммунистам (командирам и комиссарам), чекистам-особистам и евреям, которых в НКВД в 30-х гг. служило немало среди личного состава. Вот здесь они все и должны были ответить за преступления, которых сами, возможно, и не совершали, но принадлежали к преступной системе. Жажда мести этих людей их самих превращала в преступников.

Полиция жила на территории лагеря, свободно передвигалась по его территории, что запрещалось другим, лучше питалась.

Комендант охраны Якушев

Лагерной охраной вызвался руководить Андрей Якушев, один из офицеров Красной армии. У этого человека не типичная биография во всех отношениях, а потому о нем стоит рассказать больше.

Якушев родился в 1915 году в с. Молчановка, Баклинского района Оренбургской области. Карьеру военного начал с того, что служил в 1941 году командиром пулеметной роты 364 стрелкового полка 139 стрелковой дивизии и попал в июле того же года в плен где-то на Львовщине. Как и многие другие, оказался в «Шталаге» в Цитадели.

С того момента и начались «подвиги» бывшего командира пулеметчиков. Он согласился возглавить лагерную охрану и спралявся настолько хорошо, что гестаповец Адам Ибель, который входил в администрацию лагеря, решил из Якушева сделать агента.

В Цитадели Якушев сначала жил в лагерном лазарете, хотя больным не был. В сентябре 1941 года, после того, как возглавил лагерную полицию, перебрался в отдельное помещение, где в лучших условиях жил сам. Ему выдали новенькую офицерскую форму советского образца и палку, которой он беспощадно бил пленных.

Вместе с гестаповцем Ибелем Якушев допрашивал новоприбывших пленных на лагерной площади в будке с большими стеклянными окнами. Окна служили для того, чтобы пленники имели возможность наблюдать, как несчастного допрашиваемого Ибель и Якушев клали на лавку и забивали палками до смерти.

Бывший пленник Никифор Гулюк с Киевщины через два десятка лет свидетельствовал, что однажды среди подопечных-полицейских Якушев обнаружил еврея. Разъяренный «шеф» полиции отвел его к стене корпуса и беспощадно избил.

«От ударов Якушева тот бился головой о стену», — рассказывал Гулюк — «а затем был отправлен в „башню смерти“ на уничтожение». Он вместе с Ибелем участвовал в расстрелах заключенных и сожжении их останков на территории лагеря.

Лагерное «свидетельство» о смерти

В сентябре 1942 года Якушева освободили из лагеря, и для начала его устроили на работу во Львовское трамвайное депо, чтобы выяснил антинемецкие настроения среди рабочих. Видимо, с этой задачей он справился, потому что следующее задание уже осложнилось.

В марте 1943 года Якушев оказался в Черткове. Здесь он проник в польское подполье и подвел под арест десять его членов. После этого в с. Чеботаревка Гусятинского района Тернопольщины то же самое сделал с группой местных ОУНовцев-подпольщиков и крестьян. При его помощи гестапо арестовало 35 человек, которых отправили в концлагеря.

В июле того же года Якушев и Ибель уже совместно проводили аресты жителей Сокаля. По свидетельству следователей-кагебистив, они арестовали «членов ОУНовского подполья, а также честных советских граждан».

Далее Якушев снова оказался в Красной армии и воевал против японцев. Правда, здесь в августе 1946 года контрразведка 39 армии, в которой служил Якушев в 26-й гвардейской артиллерийской бригаде, его арестовала. Сначала следствие вели в Порт-Артуре, а затем передали в Тернополь — по месту совершения преступлений.

Обвинение — сотрудничество с немецкими карательными органами. В Тернополе военный трибунал Внутренних войск МВД в апреле 1947 года приговорил его к 20 годам лагерей с лишением прав на пять лет. На «вышку» он в этот раз не дотянул, так скрыл свою «деятельность» в Цитадели, а выдачи врагу «честных советских граждан» хватило только на лагеря. Конечно же, ОУНовцы во внимание не принимались.

Якушев по амнистии освободился из лагерей через восемь лет, в начале 1956 года. Однако, прошли годы и кто-то из бывших военнопленных написал о Цитадели и Якушеве «куда надо», узнав его в Ростове.

В октябре 1968 года помощник военного прокурора Прикарпатского военного округа подполковник Зинченко, ознакомившись с материалами Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию преступлений нацистов, назначил дополнительное расследование.

В материалах комиссии фигурировал и Якушев. По «вновь открывшимся» фактам УКГБ во Львовской области в 1970-1975 годах провело следствие. Для Якушева в этот раз все закончилось расстрельной камерой.

Его «напарник» Ибель тоже был судим военным трибуналом Львовского военного округа и в 1947 году получил 25 лет лагерей, но в 1955 году его передали австрийским властям, ибо родом он был из Австрии.

Руслан Забілий, кандидат історичних наук, генеральний директор Національного музею-меморіалу жертв окупаційних режимів «Тюрма на Лонцького» (Львів); опубликовано в издании Історична правда

Перевод: Аргумент

В тему: